— Я‑то тебе направление дам, но тебя ни один батюшка на работу не возьмет.
— У меня диплом преподавателя философии, удостоверение мастера буровых работ, шестой разряд столяра–станочника.
— Понимаешь, ты непременно вызовешь возмущение многонациональной паствы, которая не захочет видеть в храме славика, прости, то есть бывшего борца за славянское единство. Ты ж не россиянин. Никакой батюшка не пойдет на конфликт с приходом.
— Но ведь для Бога «несть еллин и жид».
— Русские много веков незаслуженно владели несметно богатой территорией в ущерб другим народам. Такое не забывается.
— Но ведь прошла ООНовская амнистия.
— Инерция мышления не позволяет всем людям доброй воли вот так сразу вас, русских националистов, простить. Я‑то тебя всегда прощу по школьной дружбе, а вот как переубедить темные слои населения?
Референт, с папкой под мышкой и еще, наверное, с автоматом под пиджаком, кивнул кому–то головой, пристукивая пальцем по прибору связи в ухе, потом дипломатично сделал шаг вперед:
— Сабиржан Равильевич, их преосвященство вас ждут!
— Прости, Славик. я к архиерею. Вот тебе мой адрес на визитке, я дома буду уже после шести. Обязательно зайди. У меня много друзей–кадровиков. Что–нибудь за день придумаем. Денег дать?
— Мне работа нужна, тогда деньги я и сам заработаю.
— Жду, дружище! — школьный друг с таким хрустом пожал его руку, что у Святослава в глазах почернело.
* * *
Святослав посмотрел на часы — только полдень. До шести вечера уйма времени. Мелькнула подленькая мыслишка, не пристроиться ли к нищим просить подаяния на паперти, чтобы хоть какой–то копейкой на обед разжиться? Он нерешительно подошел к неровной шеренге попрошаек, но молодой бродяга грубо толкнул Святослава:
— Ты странник, что ли?
— А что, заметно?
— Я‑то странник, по мне заметно, а ты кто?
— Что–то вроде того, — уклончиво ответил Святослав, ожидая новых неприятностей.
— В трапезной для странников обед готовят. Пошли за мной, перекусим, а там и в дальнюю дорогу. Ты куда стопы направил? Я в Калужскую губернию.
— А я, наверное, в Могилевскую.
В полутемной трапезной под низким потолком они перекрестились на образа, и бродяга заблажил:
— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь. Боже, милостив буди мне грешному.
Он и сам поклонился и Святослава понудил согнуться.
— Господари хорошие, хозяева щедрые, не откажите в милости странным людям!
— Проходьте, страннички, на нашу хлеб–соль. — Служка в застиранном подряснике без лишних церемоний усадил их за общий стол, куда он только что выставил миски с варевом из капусты, картошки и моркови с луком. Ни пятнышка масла не было на поверхности пустого, хотя и густого супа. На второе блюдо в таких местах для нищих всегда готова традиционная перловка или овсянка, но уже с постным маслом — чайная ложка на миску. Горка черный хлеба высилась в деревянной хлебнице. Он издавал такой хлебный дух, что Святослав не выдержал и с жадностью схватил кусок, но молодой бродяга пристыдил его:
— Ты новенький, тебе читать молитву.
Все за столом поднялись, а Святослав нетвердо, но все–таки вспомнил:
«Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволение. Аминь».
Сотрапезники хлебали как будто наперегонки, чуть ли не давились черным хлебом, и Святослав в этой компании ничуть не стыдился своего волчьего аппетита. Сытые в трапезную для странников не ходят. Святослав не выхлебал и половины миски, как из раздаточного окошка высунулся повар в колпаке:
— Служка, ты что творишь! Отец Измаил не благословил питать славиков.
— Так помолились уже!
— Гони его в три шеи. Мне после святительского запрета новые неприятности ни к чему.
В кармане ни копейки. а в брюхе всего полмиски вареной фасоли, полмиски капусты да кусок черного хлеба. Не густо. Но Святославу наконец хоть раз за сегодня повезло. Удалось незаметно пробраться в самую гущу декоративных кустов на шпалерах с зелеными насаждениями и там сладко выспаться. Кто спит, тот обедает. Его никто не потревожил, только в конце концов голод разбудил. Осталось три часа до назначенной аудиенции у старинного школьного приятеля. Как раз время, чтобы дотопать на отмороженных в Антарктике ногах до Троице — Лыкова, к дому Сереги… точнее, Сабиржана Равильевича.
* * *
— Я вызову полицию, — пригрозил привратник.
— Меня официально пригласили. Вот визитная карточка твоего хозяина. Доложи ему о моем прибытии!
— Ничего не знаю, славик. Меня о тебе не предупредили.
Хорошо, что четырехэтажный дворец окружала решетка ажурной ковки, а не глухой забор. Через полчаса Святослав обрадовался, заметив, как на крыльцо вышел сам хозяин.
— Эй, Серега, я пришел! — замахал он рукой и даже запрыгал на месте, чтобы его быстрей заметили. — Я здесь! Меня не пускают к тебе.
— Что там за шум? — строго сказал хозяин, поворачиваясь в сторону ворот. На этот раз он был без очков и подслеповато щурился.
— Сабиржан Равильевич, тут какой–то славик побирается, — доложил привратник.
— Славик?.. А, Святослав! Пропусти его.
* * *
— Голодный, небось? — посочувствовал бывший Серега, а ныне Сабиржан. — Пойдем на кухню, накормлю. Помнится, ты любил свиные отбивные?
— Боюсь, мясо мне сейчас — не в коня корм с отвычки, а овсянки у тебя, конечно, нет.
Бывший Серега задумался:
— Да, точно нет. Такую гадость даже моя прислуга жрать не станет. Тогда пошли ко мне наверх, а с закуской что–нибудь придумаем подиетичнее.
— На каком этаже твой кабинет?
— На четвертом.
— Лифта, конечно, нет?
— Четвертый этаж — на кой мне лифт?
— А я бы воспользовался.
— Есть только грузовой для подачи блюд в столовую, но ты туда не поместишься.
— Тогда давай поговорим прямо тут в холле. Мне наверх уже не подняться.
— Что так?
— Сил нет. Я три часа добирался сюда пешком.
— Пешая прогулка для здоровья?
— По причине чересчур облегченного кармана.
— Так я же тебе денег предлагал. Дам тебе сколько спросишь, друг!
— Деньги не в счет. Мне нужна работа и разрешение на временное пребывание в России. Прямо сегодня.
— Тебе страшно повезло! Я все устроил. А может, по коньячку для начала?
— Это после пятнадцати лет строгой трезвости? — усмехнулся Святослав. — Меня и пиво с ног свалит.
— Как хочешь, а я выпью.
Сабиржан Равильевич снял рюмку с подноса, который предложила горничная, закусил осетринкой с лимончиком и повеселел: